Тогда я задал себе вопрос — почему? И вспомнил слова самой Омельченко. Рассказывая о матери Ингрид, она упомянула, что та невероятно ревнивая особа и постоянно ревнует своего мужа, отчима Ингрид, который часто заходит к ним в агентство. Очевидно, такая неистовая ревность передалась и ее дочери.
Я не поленился навести справки, Ингрид. В прошлом году в Москве ты действительно лечилась от аллергии. Но это было лишь побочное явление твоей неврастении. Мне не хотелось этого говорить. Очевидно, у тебя начали развиваться некие комплексы. Сначала ты приревновала Ингебору, которая встречалась с Юрисом. Ты позавидовала их счастью. И поэтому однажды, в начале лета, надев длинный плащ и шляпу, ты вышла на «охоту». Письмо с угрозами ты написала себе сама. Наверное, Лилия не была ангелом. Более того, я думаю, что и с твоим отчимом она наверняка встречалась. И этого ты не могла ей простить. Ты решила отомстить. А когда Меднис догадался, кто и почему убил гримера, ты расправилась и с ним.
Дронго заставил себя посмотреть ей в глаза и увидел там такую боль, что вздрогнул. Она была потрясена его «предательством». Меньше всего она ожидала услышать подобное именно от него.
— Подождите, — поморщился следователь. — У вас есть конкретные доказательства?
— Есть, — угрюмо ответил Дронго, — вчера вечером я случайно обратил внимание на ее обувь. В день убийства Ингрид была в туфлях от Гуччи. Она купила их в аэропорту и ни разу не надевала.
Только спустилась со мной в ресторан. Потом случилось убийство, и она поднялась наверх, больше никуда не выходила. Она видела, что мы уходили с Доколиной, но не пошла за нами. И если она носила эти туфли только несколько часов, объясните мне, каким образом внутреняя поверхность абсолютно новой пары могла стать такой темной, — и неожиданно наклонившись, он поднял туфли и продемонстрировал их собравшимся. — Я думаю, экспертиза легко подтвердит, что она бегала в одних колготках по лестнице, а затем так же выбежала к бассейну. Налипшая грязь и пыль перешли на внутреннюю часть обуви. В этом нет никаких сомнений.
Теперь все смотрели на Ингрид. Красивая молодая женщина старалась сохранить хладнокровие. Но было заметно, что у нее дрожат губы.
— Почему? — неожиданно крикнула Лена.
— Они… она… — Ингрид трясло.
Дронго посмотрел на сидевшего рядом с ним седобородого. Тот вскочил.
— Лилия пыталась отбить мужа у моей матери! — закричала изо всех сил Ингрид. — А Ингебора отняла у меня Юриса! Они все захватчицы, дряни, стервы! Они и отца моего забрали! Забрали с собой!
— Доктор, — попросил Дронго седобородого, — помогите ей.
— Они его забрали! — продолжала кричать Ингрид, уже не глядя на него.
Дронго печально отвернулся. Он узнал последнюю подробность несколько минут назад от Зитманиса. Отец Ингрид, погибший десять лет назад, был в одной машине со своим секретарем, с которым некоторое время тайно встречался. Очевидно, этот шок и стал началом психического заболевания Ингрид.
— Не трогайте меня! — закричала она, и Лена закрыла уши, чтобы не слышать этого страшного крика.
—
Я хотела извиниться перед вами, — говорила на прощание Рута Юльевна, — мы и не предполагали, что вы такой мастер.
— Это я должен извиниться перед вами, — меланхолично заметил Дронго, — мне казалось, что именно вы были в центре всех событий. Это будет для меня уроком. Я проявил элементарную узость мышления, позволив себе априори не уважать человека с другими взглядами на жизнь. Но камеры больше не трогайте.
— Договорились, — засмеялась Рута Юльевна, протягивая ему руку.
Потом она осторожно спросила:
— Что будет с Ингрид?
— Врачи вынесли заключение, что она была в невменяемом состоянии, — пояснил Дронго. — Но они обещают ее вылечить. Я, во всяком случае, буду все время сюда приезжать. И надеюсь, она сумеет вернуться домой живой и здоровой.
— Можно я вас поцелую? — спросила сквозь слезы Лена. — Звонила из Риги Ингебора, она приглашает меня на свадьбу.
Дронго стоял и смотрел, как они садятся в машину. Балодис крепко пожал ему руку. Круминьш неожиданно обнял и тоже поцеловал. Когда автобус уехал, Дронго взглянул на стоявшего рядом Таррегу.
— Сколько дней вы еще у нас пробудете? — спросил его новый испанский друг.
— Столько, сколько нужно для лечения Ингрид. — Ему было так плохо, но он держался из последних сил.
«Никогда не чувствовал себя столь мерзко, — подумал Дронго. — Флирт в Севилье оказался для меня губительным».
— Тогда вам придется здесь остаться, — рассудительно заметил Таррега. — Врачи говорят, что лечение может занять несколько лет.
— Я знаю.
Он повернулся и пошел на площадь. Слева у выхода стояли повозки с лошадьми. Дронго обогнул их и перешел на другую сторону улицы. Он достал из кармана телефон и набрал номер.
— Джил, — неожиданно жалобно сказал Дронго, — ты мне очень нужна. Ты можешь ко мне приехать?
— Конечно, — услышал он в ответ голос любимой женщины. — Куда и когда я должна приехать?
Он закрыл глаза. Неужели чувство вины после Севильи останется с ним навсегда?
— В Севилью, — попросил Дронго, — немедленно. Мне нужно многое тебе рассказать.